Для огромной страны, привыкшей к бесконечным съездам партии и анекдотам про ее верхушку, он стал совершенно неожиданным явлением…

Рассказывают, что Бродский, не жаловавший первого и единственного президента СССР, увидел его в Вашингтоне на каком-то конгрессе. Бродский работал в библиотеке и, конечно, не собирался слушать выступление Горбачева… Но тут открылась дверь и… «я почувствовал дуновение истории», - признавался поэт…

Точное определение – Горбачев был тем самым человеком, открывшим дверь истории, и не его вина, что в результате случился сквозняк… Впрочем, он мог бы это предположить, наверное… Но дверь все-таки открыл…

Справедливости ради надо признать, что равнодушных к личности своей Михаил Сергеевич не оставил: кто возносил его до небес за дарованную свободу, кто проклинал за развал страны…

Я бы сказала, что вся жизнь Горбачева и. соответственно, его деятельность, полна противоречий. Он освободил политзаключенных и вернул Сахарова из ссылки в Москву… И он же вскоре грубо оборвал выступление академика и отправил его «на место» в зале.

Боготворимый немцами за разрушенную Берлинскую стену, Горбачев был ненавидим военными, которые не могли простить ему вывод элитной группировки из Европы в поля Белгородской области. Офицеры, привыкшие к аккуратным европейским гарнизонам и зарплатам, вынуждены были жить в палатках в чистом поле…

А о том, насколько неоправданно быстрым был этот вывод войск, какая инфраструктура была оставлена в той же Германии и какие смехотворные суммы были получены за это советской стороной и говорить не приходится…

И все же, и все же…

Я помню это время «нового мышления»… И помню то ощущение радости от грядущих перемен. Радости, замешанной на страхе за будущее и неуверенности в нем, но, тем не менее, радости…

Я верю, что бы там не получилось в итоге, хотел он только доброго и хорошего… А ошибки – они всегда у того, кто что-то делает. Только бездействие безгрешно…

Современники вспоминают, что Михаил Сергеевич с умилением вспоминал университетскую юность, показывал кресло в 201-й аудитории МГУ, где он сидел во время лекций, подробно отвечал на вопросы поданных записок. Вдруг из середины зала встал парень в черной рубашке и на всю аудиторию крикнул: «Иуда! Иуда! Смерть Иуде!»

На секунду в аудитории воцарилась тишина. Охранники бросились к возмутителю спокойствия. Но Горбачев сказал им: «Ребята, не трогайте его. У нас ведь свобода слова: кто что хочет, то и говорит. Я ведь боролся за то, чтобы каждый мог высказать свое мнение, в том числе и этот парень».

Светлая память вам, Михаил Сергеевич…