Хотя заочно я была знакома с ним давно. Кто ж не знает политолога с говорящей фамилией, «сотрудника Госдепа, получающего зарплату в ЦРУ», «агента проклятой Америки, выискивающего в российской действительности одно лишь зло», - Господи, какими только характеристиками не награждали Николая Васильевича мои коллеги. А ему хоть бы что. Послушает выпады в свой адрес, кивнет, улыбнется и… продолжает с того места, на котором его прервали.
Мне Николай Васильевич – мил. Как всякий, кто думает не в унисон с властью и не боится указывать ей на ошибки. Как великий противник монополии – во всем. Начиная от монополии на власть и заканчивая монополией на производство принтеров. Журналист, по моему глубокому убеждению, тоже должен быть в оппозиции. Иначе бессмысленной становится профессия, и неудивительным ее сравнение со второй древнейшей…
Слишком много было в нашей советской жизни общих восторгов и поклонения общим идеалам, которые на поверку оказались и не идеалами вовсе, а идолами…
Развенчанные временем валяются их осколки на границах великой некогда страны…
Может, если б были в советских реалиях такие люди, как Николай Злобин, история наша сложилась бы иначе? Впрочем, были, конечно, и говорили, конечно…И, ох как их не любили, и ох, как судили…
Правду, как правило, вообще не жалуют. Такая у нее горькая судьба…
Ложь в унисон приятней, она ласкает слух, не бередит по ночам. С ней вообще легко живется. До поры до времени.
Прославившийся своей резкой критикой власти и неудобоваримыми вопросами российскому президенту, политолог Злобин, по слухам, взял в свое время у Путина расписку, что тот не будет баллотироваться на очередной президентский срок и не станет менять под это дело Конституцию …
Николая Васильевича часто зовут на телевидение. И даже когда договорить ему не дают, его все равно слышно…
Он - частый гость популярных передач Соловьева, вот и наша с ним беседа состоялась сразу после очередного эфира… И касалась она самой что ни на есть насущной сегодня темы в двух больших странах – России и Америке…Больше – в России. Потому что она ближе, роднее, и за нее страшнее. И мне и Злобину.
